Ухудшение

Понимая, что мне приходится жить с диагнозом РС, я стойко переносила все сложности моего состояния. Я старалась держать себя в руках. И тщательно скрывать от родных те состояния, что происходили во мне. Мне было тяжело что-то делать по дому, но я безумно хотела вести хозяйство, вместе с тем хотелось, чтобы я жила одна, но боялась, что меня бросят, когда мне пытались помочь, я сердилась внутри себя за то, что меня считают немощной. Больше всего нервировало то, что при огромном желании вести хозяйство, я не имела такой возможности, не смотря на сравнительно здоровый внешний вид. Чаще всего я заставляла себя молчать и не вступать ни в какие разговоры, что бы родные не чувствовали мою нервозность и раздраженность. Все же мое недовольство, нельзя было не заметить, я надувала губы и морщила лоб. Моим родным людям приходилось проявлять терпение, к моему поведению.

Cушить феном мои длинные волосы, казалось для меня, настоящей пыткой. Настолько невыносимо жарко и душно становилось, не раз я порывалась их состричь. Но так как Серафим любит в них зарываться, я так и не решилась сделать короткую стрижку.

Однако не все мои переживания известны были моему любимому человеку, до прочтения этой книги, так как я их старательно скрывала. Я понимала, что физические недуги не приносят столько страданий. По крайней мере, люди с РС могут с этим мириться. Но внутренние чувства, в которых не находится места терпению и уравновешенности — это именно то, что значительно нарушает жизнь.

Двадцать пятого июля мне стало катастрофически плохо. Мое настроение менялось каждые пять минут, я начала задыхаться, воздуха не хватало даже на улице, преодолев несколько ступеней, начинала потеть и метаться из стороны в сторону.

Для меня, тогда создалось своеобразное понятие нового состояния. А именно, четкая картина того, что есть не только мое тело, но и существую еще я в виде призрака, в этой немощной оболочке, из которой я хочу выйти. Я описала мое новое, крайне неприятное состояние, как «выйти из тела». Оно не имело ничего общего с желанием самоубийства. Я охарактеризовала это именно, как «выйти из тела», то есть буквально сделать шаг вперед и оказаться свободной от больного тела, но рядом с моими родными. Это настолько четко ощущаемое состояние, что его нельзя перепутать ни с чем. Именно поэтому, такое точное определение помогло мне в дальнейшем.
Это, особенное чувство, сразу напомнило мне звонок взволнованного мужчины в кабинете врача и его возглас — я умираю. Именно так со всеми симптомами я тоже умирала, оставаясь живой.

Днем мы вышли на прогулку вместе с Сашей и нашим сыночком. Серафим постоянно просился ко мне на руки, и выхода у меня было только два — носить на руках своего малыша или слушать его возмущения, и то и другое для меня слабо представлялось возможным.

Я, взяв на руки сына, смогла пронести его совсем немного и присела отдохнуть. Саша, глядя на мою усталость, завел волнительный разговор:

— Малыш, как ты будешь дальше жить? Как, мы, будем жить дальше? Мы видим, что тебе становится очень плохо, и переживаем за твое состояние.

Я попыталась найти объяснение:

— Милый ну ты же знаешь, это болезнь, и так бывает у многих с таким же диагнозом, как у меня. И потом, я пронесла Серафима на руках, а он не такой уж и легкий.
— Любимая, может так и бывает у тех, кто болеет уже годы, но тебе, совсем недавно поставили диагноз, и ты угасаешь, прямо на глазах? Может, стоит начать делать инъекции специального препарата, назначенного Виктором Петровичем?

Я убедительно ответила:

— Нет. В больнице, я видела женщин, которые принимали специальный препарат, и, глядя на их состояние, у меня сложилось впечатление, что болезнь развивается своим чередом, не смотря на регулярные уколы специальных препаратов, им все равно год за годом становится хуже. Необходимо искать что-то — другое.